Назад

Слип первый. Пачка первая. "ПАВЛИК"

Обрывок 0-0.

Температура за бортом 16,3 градуса,

давление тысяча гектопаскалей,

состав воздуха: окись углерода (двуокись), азот, сероводороды, аммиак, спирты этиловой группы, бактерии, кислород, этилмеркаптан.

Июль 67-го.

Суббота,

после 14-00.

Дождь мелкодисперсной фракции.

Конец ХХI века (2067 г.).

***

Широкозадая (студентка архитектурно-строительного техникума) привлекла внимание Павлика.

— ?

— Нет — не широкозадость?!

Нет, и еще раз нет! Секс — не хобби для Павлика. Его — Павлика — звали к себе иные дали. Иная потаенная страсть трясла его по ночам, иные крутые маршруты уводили его на поиск в загадочный опасный мир подвалов и чердаков.

А когда он, весь трясясь и сморкаясь, поминутно озираясь и пристально вглядываясь, шел по зову неудержимой страсти по боевой тропе, — он весь был в лихорадке, в позыве на поиск и захват стеклотары.

И потому — естественно не секс привлек его внимание к широкозадой студентке, не секс, а странная черная труба, именуемая тубус.

***

"О...чень способная, под бормотень... тара", — быстро подумал он, заглубляясь в лабиринт бачков, куч строительного мусора и развалин капитально ремонтируемого дома.

"Ы-ы, елки зеленые, здесь — иногда оставляют", — думал он.

Но сегодня не было.

— Пи...рамида широкозадая, рыбья кость, прошмондовка активная, — матюгал во все корки Павлик Лилию. — Из-за тебя бля...мба поврежденная — ни фига.

Он, Павлик, как и все азартные люди, верил в первобытную магию, во власть примет, в тайные знаки, в предзнаменования.

И когда, в отчаянии, он решил заглянуть в один очень сомнительный отнорочек, где иногда удавалось взять почти дневную норму, то он неуклюже подпрыгнул два раза, повернулся на одной ноге, для большей надежности зажмурившись, и только после этого пошел в отнорок странной подпрыгивающей походкой.

Затаив дыхание, скрипя суставами, Павлик отжмурил слезящиеся ожиданием глаза.

— Ура, ура, банзай, майн гот! ЧЕТЫРЕ ПОЛНОЦЕННЫХ СОСУДА светились и переливались рубинами под лучом солнца, пронзающего тонкой ленточкой ржавый лист железа. Светились, как солнце, как маяк, как якорь спасения — как...программа 6789 дней.

А в самом темном углу что-то шипело, синело, шебуршилось, скворчело... Павлик заботливо отвернул лист железа нараспашку — хлынувший потоком свет затопил весь подвал — до самых потаенных мест и уголков. Собравшиеся в кружок крысы поили десятую (крысу) из горлышка рубиново мерцающего влагой Солнцедара".(1)

То, что сейчас, 27 июля 2067 года, в присутствии Павлика, в старом сухом подвале, под заброшенным в капитальный ремонт многоэтажным домом, построенным в XVIII столетии, — идет Грандиозный, Решающий для подвида гуманоидов ЭКСПЕРИМЕНТ, мог бы вообразить мальчишка, фантазер, например, "шестьсотдвадцатьдевятый", но никак не твердокаменный реалист Павлик.

— Ядрить тя в корень, — остекленевший от открывшегося зрелища бормотал, матюгаясь, Павлик: — Во, заразы научные — чего делают, чего вытворяют?

Он, Павлик, смотрел в морок, в сон, во мглу смыслов, в клубящуюся навью тьму Третьего тысячелетия человеческой истории. Ей — человеческой истории — был крах — конец, а свидетелем сего торжественного для подвида гуманоидов момента был вшивый от алкогольного зуда Павлик.

А ведь он, Павлик, никогда особенно не задумывался о крысах, о таинственных биополях, о загадочном столбняке, насылаемом этими странными тварями на их жертвы, об их жертвах, павших от психического удара, об интегральном всепланетном интеллекте крыс, — а кто задумывался?

— Чудаки, шизо, да фантазеры, да "шестьсотдвадцатьдевятые" с Дельты Пегаса.

Павлик же, как и многие другие мудрецы жизни, и даже облаченные в академические регалии, обладающие всеобъемлющей властью и интеллектуальной подготовкой — носители практического реалистического разума(2) — не догадывались, что за видимой стороной хорошо понятой действительности открывается темная, глухая, копошащаяся во мгле бездна еще не реализованных, страшных возможностей самого фантастического свойства.

Биопсихолог, изучающий крыс, ликовал бы от восторга при виде явного доказательства их разумности.

Спаивая десятую, эти вальяжные экспериментаторы снимали алгоритм (энцефалограмму мозга), чтобы через ультраизлучатели (через формулу наркотизации) создать супероружие — ИЗЛУЧАТЕЛИ РОХА. Свидетелем же сего сатанинского эксперимента был один Павлик, зюзя и алкатье.

Остолбеневший от удивления Павлик сначала даже попятился, как будто бы он с пьяни ввалился в женскую раздевалку, но потом, опомнившись, что перед ним не мужи совета и не застенчивые дианы, а десять обыкновенных, хорошо упитанных крыс, а в их коротеньких лапках его вожделенная ПЯТАЯ... Он схватил обломок кирпича и приготовился...

Собравшиеся в кружок крысы в красно-бурых мундирах медленно повернули в сторону Павлика поросшие седым бобровым пушком головы. Ненависть и брезгливое презрение прочитал Павлик в их вельможных глазах. Ужас и паралич внезапно охватили его. Он как бы попал в стылую ледяную воду чрезвычайной плотности и как загипнотизированный, остолбенел. Бросив ему бутылку, важно, неторопливо подгоняя жертву, они удалились в глубочайшую нору, в лабиринт подвалов.

Павлик схватил освободившуюся бутылку и удалился, шепча проклятия. Ярко светило солнце.

Широкозадая студентка мелькала уже у поворота на проспект.

Замысловатые прохожие выписывали обычные кренделя.

Над проспектом болтался плакат: "Все должны смотреть новый кинобоевик ужасов ВЛАСТЕЛИНЫ ПЛАНЕТ прогрессивного японского режиссера Хирояма."

— Как же, разбежались. Хирояма, Херояма, — заматерился Павлик. — Тут в подвалах такие ужасы вытворяют, что вашему Херояма и не снилось. Блевать я на вас хотел...

А студентка с тубусом уже поворачивала на проспект, охваченная непоколебимым желанием собственноручно лицезреть кинобоевик Хирояма.

Обрывок 0-1. Кинобезобразия

На проспекте по имени Норд, в кинотеатрах "Северное Сияние", "Арктика" и "Брусничный" шел фестиваль полнометражных фильмов на темы научной фантастики.

Лилиана Николаевна Федорова-Абтютькина, будучи поклонницей этого киножанра, жаждала совокупления своей растерзанной души с кинопроизведением Отишики Хирояма.

Киноэпопея "Властелины планет" Отишики Хирояма шла в кинопросмотровом зале "Брусничный", в "Брусничке", как заверяли кинозавсегдатаи.

Лилиана Федорова, особа до некоторой степени начитанная, ночь провела с писателем Финогенычем, в моральном смысле, не с писателем, с его произведением, конечно.

Финогеныч, как народная молва окрестила Микаэла Афанасьевича, оказал некоторое иммуногенное воздействие на идеологически неокрепший организм Лилианы Николаевны, то есть в смысле положительном — подготовив ее идеологический механизм к тем безобразиям, которые 27 июня при попустительстве потусторонних сил состоялись в кинозале "Брусничный".

Лили Николаевна Абтютькина-Федорова, будучи подготовленной Финогенычем к восприятию странных, загадочных, болезненных выростов западно-японского (скорее инфернального) киноискусства, сумела, как программа "лира" из Кашпировского, выделить рациональное звено, и, за это самое звено ухватя, Николаевна впоследствии из дома 28, шестой этаж по проспекту Норд, нашла гениальный выпад из фантасмагории Хирояма в реалии Нордляндии, в серый просмогованный туманом город на реке.

И, вознесясь впоследствии до шестого, засела пауком в одной боевитой организации, где и прыгала, и мельтешилась, как Зина на полке, трясясь грудями, животом и ягодицами в клубах потустороннего пара. Хотя Хирояма тут тоже ни при чем, а эта Абтютькина Николаевна — тоже как кирпичом по половым, и даже все равно что сержантовым сапогом в копчик.

Но Николаевна встретила грудью, как "кузьмичи" и "полозки", без излишних эмоций его (Хирояма), болезненный вырост, то есть кинопроизведение.

Николаевна встретила его — как?

Как огонь из амбразуры и животом на амбразуру — нет, нет.

Она его встретила как водопроводчика в сауне, в болезненных воспарениях эротики и банного пара.

"Нормальное (паранормальное) явление — кран оторвался, как лжеписатель Булгаков от народа."

Да как он (кран водопроводный, а не лжеписатель Булгаков) не оторвется, когда его мадам Абтютькина Зина из магазина, особа солидного веса, Зина его за уши (не Булгакова-лжеписателя, а водопроводный), за уши, и как на Веню-подсобника наваливаясь тушей, тушей, страстно, страстно, как Николаевна впоследствии на сотрудника, зашептала: "Мой, мой."

Как Белла на Анатольича, вот он, кран водопроводный (а не Анатольич и не лжеписатель Булгаков), хрупнул и отвалился.

Кран хрупнул,

замандражировал в полете над головой Зины, оторвавшись, как анатольич и лжеписатель, головкой и туловом. Хлестало, как из пасти петергофского фонтана, Абтутькина Николаевна витала, вздымаемая мощной струей, прижатая к потолку парной

витала, как в гоголевском Вие гробы вокруг Хомы (анатольича), и лжеписатель в клубах дыма инфернально вырисовывался с Воландом.

Голый бабий народ завопил: "Водопроводчика, Колю, горим, заливает, абтють твою белла мать" и прочие мало цензурные слова,...

***

Водопроводчик явился (разумеется, не на Белом Коне и не на "Мерседесе" с букетом роз), явился со шведским ключом 4-6 номер, хотя надо бы с третьим номером.

Он с видом неприступности обозрел народ голый бабий и, сморкнувшись в рукавицу, приступил.

Которые пуще всех визжали, ладошкой закрывали сливное отверстие (не крановое, а личное), при трезвом, взвешенном, как говорят в парламенте, рассмотрении (любимое выражение Анатольича) только выиграли, прикрыв сливное, так как в классической позе стыдливости выиграли их незавидные прелести, другие особо рьяные, отдающиеся чувству независимости и эроса, наоборот, пошли в наступление.

Например, Николаевна расщеперилась до порнографии, до самого что ни на есть нутра. Платя откровенностью за откровенность. Но при чем здесь откровенность, когда Момент — произведение массы (туша Зины) на рычаг (размер ее верхней клешни плюс мандраж воспоминаний о Вене-подсобнике) вошли в резонанс, а качество стали х... (хрупкое) — и кран захрустел и развалился.

Итак, одни расщеперились до гнилого нутра, другие, мраморно застыв, наоборот, сжались.

А водопроводчик (это был пятый за сутки визит в голый бабий стан), охваченный трудовым, как говорят "полозки", энтузиазизмом, реагировал на их ухищряжки — как айсберг, многозначительно прохладно. Ему подтекст с групповым сексуальным энтузиазмом абсолютно не по теме, — ему бы пивка!

И Зина, сноровистая бля-ха из магазина, уже подсев, ухватила его, Колю, за брезентуху и вливала прохладное пиво, спустившись с потолка. Она запасливая баба-жох ходила в парную с авто-термосом иномарки,

и, захмелев, Коля уже лоснился от удовольствия и пота.

***

Так и Лилиана Абдурахмановна, как Сусанна перед старцами, представив нагишом перед иностранным произведением искусства, не сдрейфила — вела себя бонтон, не визжала, не материлась, не шаркала клешней по полу, а наоборот, перешла в идеологическое контрнаступление.

***

Дело происходило на планетоиде диаметром 6,4 тысячи километров. Хорошо откормленные господа крысы вели странную, тонкую игру, борьбу за власть и переселение на планетоиды инопланетного происхождения гуманоидной расы, живых существ.

Уточнить всю эту галиматью — было не у кого, так как Отишике Харояма оказался тут ни при чем, а киномеханик смылся в самый подходящий момент, когда прибывшему от ОБХСС представителю кинопроката он (киномеханик) должен был бы дать четкий, вразумительный ответ, почему вместо умеренной, идеологически почти безвредной киноленты Хирояма они заправили такую по три семьдесят с носа киноэпопею про бобров, такую феерию идеологических ошибок, что только Лилиана Смодрыгайловна Федорова-Аписькина сумела выдержать.

Остальные участники мало чем отличались от буйнопомешанных пациентов сумасшедшего дома.

Ведущие деятели киноискусства из организации Норд-Кино своевременно выявили и взяли на контроль всех участников данного мероприятия, которых допросили с целью взятия на воружение инопланетного опыта киноохмурежа и внедрения этого опыта в фильмах отечественного производства с производственной тематикой.

Но все выявленные участники, все, как один, врали, врали, как врут очевидцы извержения Везувия:

"Заизвергалось, заизвергалось, что-то сзади красное потекло, бежим, бежим так, что сандали дымятся..."

— "Вдруг как саданет, как саданет со свистом,
я думал, вулканическая бомба.

И мне осколок прямо в голову, чуть насквозь не прошиб, а оказалось, у тетки, что впереди бежала, бюст лопнул и меня пуговицей сшибло.

Дохромал до парохода — оклемался..."

— Врет он, он не извергался, он к нам сам на пароходе в буфете подсоединился...

— Сам ты подсоединился. Сам ты на пароходе, в буфете. Извергалось, и пуговица отлетела, у меня — шрам, у меня справка, меня двое врачей зашивали, один за ноги держал, а другой зашивал...

И туда, и сюда — матюгами — содом.

***

А Лилиана Николаевна, как сказительница Кривополенова, все точь-в-точь воспроизводит. Ее главный кинохлыщ допрашивать намеревался, да в горячке инфаркт схватил, и досталась она в порядке живой очереди совсем невзрачному режиссеру-оператору. В этом-то ей еще больше повезло.

Он такой пройдошистый голован оказался, что по ее рассказам сценарий написал, не сходя с места, и еще в этот фестиваль с компанией "Парамут" из Холивуда контракт на два года подписал и, как Эйзенштейн, на съемки первым номером через "Интурист" завербовался.

И ее уже в качестве супруги на главную роль двинул — это так же, как чудо из газетного киоска, когда одна хромоножка западногерманского профессора обаяла чудным профилем и благополучно в консульстве бракосочеталась.

Так и Лили со своим голованом настырным в Каннах первый приз взяли.

***

В их так называемом фильме ужасов и нездоровых кошмаров дело было закручено вокруг одного незначительного, но болезненного факта, так сказать фактика: некие, бобровой масти господа-грызуны с лицами, отдающими чем-то, если внимательно вглядеться и в фас и в профиль, — чем-то крысиным, задумали ни много ни мало ТРАНСЗВЕЗДНЫЕ Экспедиции...

Принудив разными изощренными методами благородных землян-гуманоидов к сотрудничеству, отнюдь не на добровольной основе, отгрохали БОЕВОЙ КОСМОФЛОТ — змейской ударной силы.

С полной компьютеризацией. С излучателями интеллектуальной энергии (И-И-Э) потрясающей мощи и проникновенности. Так что, по их оптимистическим прогнозам, все живое, давимое с подкорки, должно было в области нескольких кубических парсеков раком от страха на четвереньках ползать, загнув голову в паховые области.

Словом — мечта садиста. Все в рабское дрожание перейти должно, и повиновение беспрекословное.

***

Несутся они — эти крысы вонючие через красивые космические виды в районе Дельты Проциона, и через иллюминаторы скалятся, и грызут, грызут, сукины дети, разный подходящий для их желудков корм.

А у них, этих пришельцев из подземелий планеты, промежду прочим компьютеры спарены с живыми человеческими мозгами, плавающими в питательной среде. Так сказать, супермозги, а вырублены из разных там обаяшек страшной секс-силы, что между тем чувствуется подспудно, в виде объемно-голографических снов, которыми эти самые супермозги в свободное от основной работы время наслаждаются.

Вселенная, как Алик(3) докладывал, — имеет размерность охреневающего свойства, и к тому же непрерывно почему-то расширяется, так что пролеты от звездосистемы до звездосистемы — один другого чудовищнее и к тому же имеют пренеприятное свойство непрерывно увеличиваться, вследствие расширения Вселенной, так что полет идет нормально.

А как известно, этот самый режим "нормально" действует на человеческую душу разлагающе. Словом, маются эти чудаки от безделия.

И тут возникает один маловероятный, но в кинематографическом смысле выигрышный сюжет: заговор и подготовка всеобщего вооруженного восстания чловеческих мозгов.

Так сказать, восстание Спартака и борьба чувств. Один, так сказать, из мозгов сохранил в резерве подкорки одну обаятельную секс-звезду (Лилию) и желал бы лично и один похотливо ею любоваться в своем автономном сознании, в полуобнаженном виде, и даже далее...

Тут "голован" подпустил разные ухищрения, разные видения, и, прямо скажем, очень эротического характера.

Не то чтобы во плоти (увы), не то чтобы напрямую, а так, под видом, но вполне определенно — мозговое совокупление в фильме происходит.

Тут, сами понимаете, какая классовость — дамская половина в ажитацию, в возбуждение всех центров, и выделения из слезовых желез наблюдаются.

Мозги-то синхронизированы.

Ревность.

Муки Тантала.

Борьба великодуший.

Гибель.

Самоотдача.

Хрен знает какая хреновина.

Но кончается хоть и на трагической ноте, но вполне — на высоком идейно-политическом уровне.

Словом — "первая премия". Из просмотрового выходишь — ноги под тобой дрожат и подгибаются.

А тут эти так называемые "западники" втюхивают публике противозачаточные пилюли,(4) прямо у выхода и без всякого стеснения.

И находятся (даже из наших, даже "дамы") — берут, активно берут. Но вот с какой целью?(5)

Примечания

(5) Не надо задавать такие вопросы. Ясно зачем! Абтють.